В мини-отеле Вы можете заказать
билеты, экскурсии,
столик в ресторане,
получить разнообразную
информацию о Петербурге
билеты, экскурсии,
столик в ресторане,
получить разнообразную
информацию о Петербурге
?з воспоминаний М. В. Добужинского о Петербурге
Всегда я его любил, но никогда он меня так не волновал, как теперь, по
возвращении. Я его как бы забыл и теперь стал замечать все то, что так
его выявляет из всех городов, - я мог сравнивать, видев столько в
Европе... Меня, конечно, восхитила тоже по-новому его красота, которою
любовался с детства - Нева и стройные ансамбли зданий, поразили величие
и поэзия ампира. По-новому утвердилось и жив?ее с детства какое-то
родное чувство к монотонным казенным зданиям, удивительным
петербургским перспективам, но еще острее меня теперь уколола изнанка
города <...> Эти задние стены домов - кирпичные брандмауэры с их
белыми полосами дымоходов, ровная линия кры?, точно с крепостными
зубцами - бесконечными трубами, - спящие каналы, черные высокие ?табеля
дров, темные колодцы дворов, глухие заборы, пустыри <...>
Я пристально вглядывался в графичные черты Петербурга, всматривался в
кладку кирпичей голых, нео?тукатуренных стен и в этот их "ковровый"
узор, который сам собою образуется в неровности и пятнах ?тукатурки,
изучил и мог на память рисовать тяжелые перила Екатерининского канала и
ажурные - Фонтанки, квазиготическое кружево перил реки Мойки и узоры
других чугунных ре?еток на набережных. ? эти именно ре?етки, как и
античные маски на замках окон и ворот ампирных зданий <...> и
замысловатые желтые консоли, и поддерживающие навесы подъездов - боль?е
всего, мне казалось, таили в себе поэзию петербургской старины. ? не
только эта "графичность" Петербурга и сумрачные черты его так поражали
меня. После монохромных городов, которые я видел в Европе, я вдруг
впервые заметил многокрасочность Петербурга: встречались красные,
зеленые, белые, розовые, коричневые дома и домики вперемежку с
казенными зданиями, выкра?енными в классическую желтую охру. ?зумляли
меня и контрасты, наряду со строгими ансамблями я видел знакомые с
детства уютные, совсем провинциальные уголки, деревянные доми?ки со
ставнями, стоящие бок о бок с многоэтажными домами, наивные вывески,
полосатые пузатые барки, толпящиеся на Фонтанке, курьезные "рыбные
садки" на ней... ? улица пестрела своей толпой, совсем еще как в моем
детстве, и деревенский люд со своим живописным обличием наполнял весь
город.
Как раз в это время была устроена выставка "Старого
Петербурга", и я любовался на ней старинными литографиями Петербурга (а
позже по примеру Бенуа и Сомова сам стал собирать их), и по ним можно
было убедиться, как многое в уличной жизни Петербурга тогда еще
сохранилось от старины и царило прежнее живописное сме?ение сословий.
Теперь
я точно впервые увидел наяву то, что меня так смутно волновало в юности
в романах Достоевского, и я все боль?е чувствовал, что, Петербург всем
своим обликом, со всеми контрастами трагического, курьезного,
величественного и уютного действительно единственный и самый
фантастический город в мире.
Но не один Достоевский заполнял
тогда мои мысли, они все боль?е обращались к Пу?кину, к его
петербургским образам, и вдохновенные рисунки Бенуа к "Медному
всаднику", только что появив?иеся в свет, давали мне Заразительный
пример.
Я не только пассивно воспринимал все новые
впечатления Петербурга, у меня рождалось неудержимое желание выразить
то, что меня волновало. Волновало и то, что этот мир, каким я его
увидел, кажется, никем еще не был замечен, и, как художник, я точно
первый открываю его с его томительной и горькой поэзией. Конечно я был
охвачен, как и все мое поколение, веяниями символизма, и естественно,
что мне было близко ощущение тайны, чем, казалось, был полон Петербург,
каким я его теперь видел...
Я не мог не любоваться красотами
"вновь обретенного" Петербурга; но.в те первые.годы моей новой
петербургской жизни это изображать меня совсем не тянуло. Я сли?ком был
подавлен буднями этой жизни, и все-таки сквозь по?лость и мрак
петербургских будней я все время чувствовал нечто стра?но серьезное и
значительное, что таилось даже в самой удручающей изнанке "моего"
Петербурга.
<...> ?з окон на?ей квартиры в четвертом
этаже видна была внизу кры?а старого деревянного дома, окруженного
высокими брандмауэрами, - самый первый мой петербургский пейзаж.. ?з
других окон видны были дворы и бесконечные домовые трубы. <...>
Улица была пролетарская, ?умная, с извозчичьими дворами и трактирами.
Но на? пятиэтажный кирпичный дом стоял в глубине двора, отступя от
улицы, на которую.выходил длинный фасад низенького старинного особнячка
хозяина, выкра?енный в зеленый цвет, со ставнями и белыми ампирными
укра?ениями над окнами. Во дворе был садик с высох?им фонтанчиком
посередине и высокими, хотя и чахлыми, деревьями и качелями. Сбоку же
садика высились черные ?табеля дров и целая гора каких-то красных
саней-розвальней.
Эта неказистая, но став?ая мне милой
петербургская "усадьба" была неоднократно мной изображаема и в летнем
ее виде, и в уютном снежном уборе. Окрестности на?его жилища были
мрачные, недалеко пролегал жуткий Обводный канал, а на?а улица
упиралась в Забалканский проспект, всегда грохочущий от.ломовиков,
полный суетливого люда, одна из самых безобразных и даже стра?ных улиц,
настоящий Питер. На углу на?ей 7-й роты и ?змайловского проспекта стоял
старинный верстовой столб в виде обелиска, который придавал особую ноту
этому пейзажу и слабо, но уте?ал.
В осеннюю липкую слякоть и
унылый, на много дней зарядив?ий петербургский дождик, казалось,
вылезали изо всех щелей петербургские ко?мары и "мелкие бесы", и я
спе?ил пройти скорее угнетав?ие меня места, подняв воротник до у?ей и
проклиная гнилую питерскую-погоду, лужи и мокроту, забирав?уюся всегда
в кало?и. Я предпочитал с на?ей 7-й роты попадать на просторы
?змайловского проспекта, на который выходила на?а улица с другого
конца. Там стоял ряд одинаковых зеленовато- белых кубов - казарм
?змайловских солдат с палисадниками, один как другой, и белела громада
Троицкого собора с колоннами и золотыми звездами на синих главах. Тут
было менее людно, казенно-чинно, и веяло уже Санкт-Петербургом.
<...>
Когда мы нанимали на?у квартиру в 7-й роте, меня
поразил вид из окон, выходив?их на сторону, противоположную улице. Там
был огромный пустырь с какими-то длинными непонятными погребами,
оброс?ими высокой травой, а позади стояла глухая, дикого цвета стена,
тоже черная, самая печальная и трагическая, какую можно себе
представить, с пятнами сырости, облупленная и с одним ли?ь маленьким,
подслеповатым оконцем. Пустынная стена притягивала меня к себе
неудержимо. Я гадал - что притаилось за этой стеной, где ли?ь изредка
теплился тусклый огонек в единственном око?ке?.-.
Невольно я
все время думал о Достоевском - он снова стал теперь в Петербурге
занимать мои мысли, и эта стена мне начинала казаться жилищем какого-то
безвестного Макара Деву?кина, в реальность которого я стал даже верить.
Это становилось почти ко?маром.
Но во мне победил художник.
Я почувствовал неодолимую потребность эту стра?ную стену изобразить, и
с величай?им волнением и пристально, с напряженным вниманием, со всеми
ее трещинами и ли?аями ее и запечатлел, уже любуясь ею ... и она
перестала меня угнетать. Я что-то преодолел, и эта пастель была первым
моим настоящим творческим произведением.
Меня и теперь
удивляет, почему меня привлекала эта сторона Петербурга, а не его
красота, которую я так любил с детства и продолжал любить уже
сознательно; меня боль?е в ту пору пленяли эти далекие от "красивости"
черты Петербурга. Я любил выбрать такую точку зрения, чтобы композиция
была острой, небанальной <...>
Я продолжал рисовать
"мой" Петербург для себя, и может быть, и естественно для моих
настроений того времени, что мой вкус останавливался тогда на формах
таких простых и даже суровых, ли?енных всякой "красивости", как та
стена. ? все боль?е и боль?е меня влекло изображать графически сам по
себе Четкий и геометрический Петербург.
?дея: Сергей Морев Дизайн: А. Липчин Благодарности Карта
© 2007 - 2010, «Петербургские Отели». Все права защищены
